Франс Галль: «Моя жизнь удалась»

Тридцать лет назад Мишель Берже написал ей первую песню из долгой и прекрасной череды. Сегодня выходят два сборника, и она вновь говорит об их плодотворном сотрудничестве, своём счастье, своих драмах и о… Вероник Сансон.

У Франс Галль на губах улыбка. Певица, которой исполнится 57 лет в следующую субботу, принимает нас у себя дома, чтобы поговорить о двух десятилетиях музыки с Мишелем Берже, собранных в компиляцию и её коллекционную версию и появившихся на прилавках с сегодняшнего дня, и антологию, которая выйдет 25 октября. Множество счастливых воспоминаний, оттенённых некоторыми горестными событиями. «Моя жизнь состояла из огромного счастья и огромных трагедий», — говорит она. И рассказывает о них без ложного пафоса, по одной-единственной побудительной причине: «Всё ради музыки».

«Я бы охотно стёрла первые десять лет своей карьеры!»

— Два сборника, выходящие сегодня, знаменуют собой начало Вашего сотрудничества с Мишелем Берже тридцать лет назад. В то время Вам было трудно найти лейбл?
— Да, никто не хотел ни гроша ставить на меня. 1960-е годы намертво ко мне приклеились. Люди не очень хорошо знали, кто я на самом деле, и я тоже. Мне не удавалось быть счастливой, исполняя тексты своих первых песен. Я ощущала себя подростком не в своей тарелке, занимаясь, при этом, взрослой профессией и испытывая на себе давление. Для юной девочки вроде меня это было тяжело. Я относилась к этому, как к работе: в 16 лет я садилась на метро и, вместо того, чтобы идти в школу, участвовала в передачах, фотосессиях, а потом возвращалась домой. Мне не хотелось выставлять себя напоказ, у меня было ощущение, что надо мной постоянно совершают насилие. Я бы охотно стёрла эти первые десять лет своей карьеры!

— Знакомство с творчеством Мишеля Берже в 70-х было неким поворотным моментом?
— Да. Я считаю, что по-настоящему начала карьеру, когда его встретила. Сначала я услышала по радио одну из его песен, «Attends-moi». В ней была настоящая свежесть, современный дух. Ощущалась весёлость, но в то же время чувствительность, простая манера говорить о чём-либо. Именно что-то такое мне и хотелось исполнять.

— Вы попытались с ним встретиться?
— Нет, это произошло случайно, на одной радиопередаче. Я ему сказала: «Я бы хотела дать Вам послушать то, что я должна выпустить по мнению моего лейбла». Послушав, Мишель меня поддержал: «Это полная фигня!» Это было именно то, что я чувствовала, но никто из моего окружения этого не признавал.

— Вы помните первую песню, которую он для Вас написал?
— Это была «Si l’on pouvait vraiment parler», на стороне Б сингла «La déclaration d’amour». Волшебный момент… Я ощутила умиротворение, когда впервые села за рояль рядом с ним. У меня было такое впечатление, что я, наконец-то, на своём месте. На первых пластинках Мишель набросал мой портрет. Вновь слушая это сегодня, я обнаружила там настоящую нескромность.

— Был ли он Вашим двойником в мужском обличии?
— Я бы так не сказала. Мы во всём были согласны друг с другом, да, но мы были разными. Я была очень общительной, он абсолютно нет. Я была очень организованной, он — нет. Главное, Мишель заставлял меня корчиться от смеха, а я-то думала, что никогда не смогла бы жить с таким печальным, таким сдержанным человеком.

— Ваши 1980-е годы стали триумфальными, с альбомом «Babacar» 1987 года в качества апофеоза. Он окрашен в более серьёзные тона…
— Совершенно верно. Это непохожая на другие, более мрачная пластинка. Наши личные страдания, связанные с болезнью дочери (Полин, умершей от муковисцидоза в 1997 году, прим,ред.) сыграли большую роль. Было ужасно рассказывать о пластинке, не имея возможности рассказать об истинных причинах её мрачности. Страдать тайком тяжелее. Было жуткое несоответствие между успешной артисткой и глубоко несчастной матерью. Это было видно по нашим лицам: мы были не такими весёлыми на фотографиях.

— Именно поэтому Вы решили всё прекратить после турне с альбомом «Babacar»?
— Да, я хотела быть свободной от обязательств, рядом с детьми. Приближалось также сорокалетие, а из-за болезни дочери стареть означало то, что мы неумолимо приближаемся к трагедии.

— Ваш последний альбом с Мишелем Берже был записан дуэтом, в 1992 году.
— Это дало мне уверенность в себе. Я увидела, что у меня могут быть какие-то идеи, тогда как раньше я не занималась ничем. Изначально я чувствовала, что Мишель работает над этим альбомом, как над ещё одной пластинкой, с типичными для Берже песнями. Я подталкивала его в написании материала, чтобы он пошёл в другую сторону. Я благодарю небеса за то, что мы успели записать «Double Jeu», ведь он умер сразу же после этого.

— Хочется ли Вам вновь записать альбом?
— Нет, я не скучаю по этому. Мне ещё нужны тишина и неспешность. В последние годы я не слушала музыку, кроме песен Мишеля. Это должно было бы исходить от меня, мне нужно было бы начать писать. И здесь я не хочу никаких планов.

— Когда Вы говорите обо всех этих песнях, не чувствуется грусти…
— Мне было безумно приятно их переслушивать, такого удовольствия я не ожидала. Так приятно обернуться назад и гордиться тем, что ты сделал. Моя творческая жизнь удалась, как и семейная. Чего ещё желать?

— Вероник Сансон, недавно выпустившая новый альбом, много говорит о своей любви к Мишелю Берже. Вас это шокирует?
— Нет, меня это совершенно не задевает. Вероник нужно затрагивать эту тему, она очень сильно живёт прошлым. Я впервые говорю о ней… Я дружила с Вероник задолго до того, как встретить Мишеля. В песне «A votre avis», когда я пою: «Я звоню подруге, чтобы она разобралась в моей жизни», речь идёт о Веро. На самом деле, это она мне позвонила из Нью-Йорка однажды ночью, в четыре часа утра. Я ей призналась: «Кажется, я влюбилась в Мишеля». Последовала минутная пауза, потом она мне ответила: «Не знаю, как можно не влюбиться в Мишеля» и повесила трубку.

— Вы вновь встречались потом?
— На похоронах Мишеля. Я позвала её домой. Она села за рояль, ей хотелось его потрогать. Позже я вновь увиделась с ней в клубе, она набросилась на меня: «У меня замечательная идея, я напишу тебе твой следующий альбом!». Я возразила: «Это плохая идея. Я не могу петь песни кого-либо ещё, кроме Мишеля. Думаю, её это очень задело. Это был последний раз, когда мы разговаривали друг с другом.