«Франс Галль о Франс Галль» (2001)
Этот автобиографический фильм, подготовленный Франс в 2000-2001 гг. для телеканала France 3, был показан 9 октября 2001 года. Франс утверждает, что никогда не напишет свои мемуары, и что её мемуары — это её фильм. В нём она рассказывает о своей карьере, жизни с Мишелем Берже, о своих радостях и несчастьях, с присущей ей прямотой и в то же время скромностью. В фильме показаны отрывки из семейной видеотеки, а также кусочки интервью, концертов, клипов и закулисных съёмок.
Перевод фильма
Я думаю, что за всю свою жизнь я так многому не научилась, как в эти два последних года. Вы, наверное, подумаете: «Чему она научилась, что значит «учиться», о чём она говорит?». Не знаю… Например, мне совсем не страшно с вами разговаривать, тогда как раньше мне было бы страшно. Эти годы научили меня больше не бояться. Очень мало людей может не бояться. Я совсем не боюсь. Ничего.
Франс Галль… Уже 35 лет меня так называют, и люди знают меня под этим именем, но это не моё имя, я – Изабель Галль, и я помню, что плакала, когда мне изменили имя, потому что я обожала Изабель. И я всегда была против Франс, я считала, что это слишком грубо. Изабель… оно мне соответствовало, не знаю, оно мне нравилось. Так что… в самом деле понадобилось… не знаю, что должно было произойти, чтобы я начала любить своё имя, а теперь я – Франс Галль, и это в точности я.
Молоденькая Франс разговаривает по телефону:
Здравствуйте, это Франс. Вы хотите, чтобы я вам рассказала, как начала петь? О, это долго… На самом деле, я училась в школе, и играла на гитаре, я пела песни французских исполнителей под гитару, и однажды меня услышал мой отец и сказал мне: «Это было здорово, это было неплохо», — сказал он мне. «Тебе нужно чуть-чуть поработать, а потом я попытаюсь показать тебя какому-нибудь импресарио, менеджеру, ну, в общем, знающему человеку», который заставил меня пройти прослушивание, 11 июля, кажется, это было в 1963 году, и четыре месяца спустя я записала свою первую пластинку.
Успех пришёл не просто быстро, он пришёл ко мне сразу же. Он пришёл, я бы сказала, в ту самую минуту, когда пластинку передали по радио. А я окунулась в эту профессию, как ребёнок, ещё не очень твёрдо стоя на ногах, но… не знаю, позволяя руководить собой.
Снова молоденькая Франс:
Да, я выпустила новую пластинку во Франции, где-то полторы недели назад, ну, две, и на ней четыре песни. Я особенно люблю четвёртую песню, потому что это песня моего брата, Патриса. Она называется «Время начала занятий» («Le temps de la rentrée»). Он написал музыку, мой отец – слова, а пою её я.
Семейный подряд стал чем-то сам собой разумеющимся, мы добавили к нашей жизни ту маленькую деталь, которой было то, что одна из детей занимается музыкой, становится певицей, становится известной, так что это совершенно перевернуло семейный мирок. Мой отец… для него сцена была всей его жизнью, и именно поэтому он так меня подталкивал и помогал мне, потому что это была профессия, которой он хотел заниматься, и которой он, впрочем, и занимался одно время, мой отец был певцом… Когда я в шесть лет ходила в кино, в общем, между новостями и фильмом пел мой отец, выходил на сцену и пел… три песни. (Смеётся)
Мы жили как будто в фургоне, впрочем, когда мне было 11 лет, мой отец купил трейлер. Мы уезжали с кошками, обезьянкой и геранями, и на крыше машины у нас была лодка, а сзади трейлер. Это был совершенный позор… (смеётся) во всяком случае, для меня!
Моя мать была мягкой и доброй, я бы сказала. Она была очень заботливой и мягкой, никогда не сердилась, и в то же время она была безукоризненной.
Мой отец был необычным отцом. Когда мне было 10-12 лет, он мог меня разбудить и посреди ночи сказать: «Одевайся», и вёз меня на гастроли Шарля Азнавура, потому что с ним работал и написал ему текст песни «La mamma»… Ну, в общем, это был отец, заставлявший меня прогуливать школу, чтобы отвезти меня на гастроли.
Я обожала своё детство. В 13 лет мы с братьями создали местную группу, и я понемногу начала петь, просто так, несерьёзно, так что… а ещё мы играли на пляжах летом. Это чертовски здорово заниматься музыкой вместе со своими братьями. Когда подумаешь, что я занялась музыкой, потому что не хотела оставаться на второй год в третьем классе… и когда видишь теперь, куда привела меня музыка, это в некотором роде… безумие.
Евровидение:
Комментатор: Бесполезно представлять Франс Галль, наш проклятый старый Карл Великий с седой бородой её очень прославил. Песня «Восковая поющая кукла», слова и музыка Сержа Генсбура. Управление оркестром – Ален Гораге.
Вся эта неразбериха на Евровидении – это было в самом деле возмутительно. Я репетировала после полудня, меня освистал большой оркестр, который аккомпанировал участникам. Так что я не могла оказаться победительницей, и пошла на это против всех и вся, и это был мой подход к «Poupée de cire, poupee de son» и Евровидению. И я выиграла ко всеобщему удивлению.
Комментатор: Диаграмма голосов за Англию довольно длинная, но она не догоняет количество голосов за Люксембург и, таким образом, это Гран При Евровидение 65 получает Люксембург.
Английская участница была очень расстроена, потому что она должна была выиграть, по всеобщему мнению, а в итоге я её обошла, а мне было, по большому счёту, на это наплевать. В моей памяти сохранилась пощёчина. Пришла ли она ко мне в гримёрную лишь за тем, чтобы меня обругать, не знаю, во всяком случае, у меня об этом сохранилось воспоминание, как о пощёчине.
Ведущая конкурса:
– Месье Серж Генсбур здесь?
Комментатор: Да, Серж Генсбур здесь.
Вот песня, которая ещё несколько дней назад была совершенно неизвестной, «Восковая поющая кукла», и которая становится победителем этого большого европейского песенного конкурса, конкурса, на который смотрело 150 миллионов телезрителей.
Сержа Генсбура мне было приятно видеть, потому что я им восхищалась, и мне нравилось то, что он пишет. И мне очень нравились его застенчивость, его элегантность и его воспитание. Это отношение было очень-очень приятным.
Франс и Серж Генсбур:
Франс: Я на две минуты, я кое-что принесла.
Генсбур: Что это?
Франс: Это я на японском
Генсбур: О, это отлично, отлично… И что же это значит?
Франс: Ну, просто… я вам прочитаю… если я правильно помню… (Поёт и повторяет в конце слово «ningyo»)
Генсбур: А, вот как! А в чём разница?
Франс: Разница – акцент на японском…
Молодая Франс и Серж Генсбур дают интервью. Генсбура спрашивают, что происходит сейчас в их совместном творчестве с Франс.
Генсбур: Происходит то, что Франс Галль недавно записала новую песню, для которой я написал слова и музыку.
Ведущая: Которая называется?
Генсбур: «Baby Pop». И это свидетельство нынешних музыкальных тенденций.
Ведущая: Для вас эта песня соответствует какому-то новому стилю?
Франс: Да, совершенно верно, совершенно новому, потому что я первые записываю песню, в которой очень резкие, очень жёсткие слова.
Я думаю, что я была слишком молода… ведь я не вернулась к той жизни, которая у меня была, и к тому же, возможно, что было нужно, чтобы было так, но… я думаю, что мне бы не понравилось, что моя дочь такой молоденькой находилась бы в такой среде… Я считаю, что нужно дать детям жить своей жизнью и очень важно не сломать… не сломать это, потому что это всё же настоящий перелом, настоящий надлом. Это было желание моего отца, так что… он сделал абсолютно всё, что было нужно, в то время, возможно, и он тоже беспокоился, как и все родители, но я этого не чувствовала в нём ясно, но зато у моей матери – да, она была довольно-таки напугана тем, что меня вот так бросают в это… и она была права.
Я на самом деле была маленькой девочкой, это была взрослая профессия, и это достаточно жестокая профессия, очень жёсткая для молодой девушки.
Молоденькая Франс и Серж Генсбур.
Франс: Что вы хотели мне сказать? Я всегда боюсь вопросов, которые мне будут задавать.
Генсбур: Объясните мне текст «Леденцов»!
Франс: Это про девочку, которая очень любит леденцы, которые покупает в дрогсторе за несколько пенни, ну… и это всё, да?
Генсбур: Ладно, замечательно!
Я бы никогда не стала петь эту песню, если бы мне объяснили её смысл… но это меня невероятно ранило, это меня больше, чем ранило, это изменило мои отношения с парнями… Я видела во всех парнях, мужчинах похотливых существ! (Смеётся) На меня произвело ужасный шок то, что люди могли подумать, в общем, это было для меня невыносимо, я не выходила из дома в течение многих месяцев после этой пластинки, и мне было… что-то около 18 лет.
Я не считала Сержа Генсбура таким, совсем, на меня производило большое впечатление, что этот мужчина работает для меня и интересуется мной, мне хотелось продолжать работать с ним, но я была обижена. Но я не взвалила на него эту, я бы сказала, тяжесть, говоря ему о своей обиде. Начиная с того момента, когда он это сделал, это было сделано, зло было сделано, так что зачем нужно было об этом говорить? Я сделала вид, что ничего не случилось. У нас были исключительно профессиональные отношения, и я очень мало знала его, а он меня – совсем не знал. Думаю, это было то, какой он меня себе представлял, и это было то, что ему хотелось сказать, и он был прав, потому что на самом деле было интереснее говорить не обо мне и о том, кем я была, а о том, какой меня считали. И именно в этом он – Серж Генсбур.
Вся моя юность – совсем нехорошее воспоминание, и потом… до того момента, когда я встретила Мишеля, я чувствовала себя… я была не в своей тарелке, я не находила равновесия в профессии, которой занималась, потому что мне не нравилось то, как я занимаюсь этой профессией, как меня заставляли заниматься этой профессией, потому что когда ты совсем молодой, ты позволяешь направлять себя… Так что ты смотришь и слушаешь, и это всё, что ты делаешь. Я знала, что мне не нравится, и чего я не хочу, но не знала, чего хочу, так что было трудно.
Не я рассталась с Генсбуром, мы расстались по обоюдному согласию. Мне хотелось полностью сменить свою команду, а он считал, что он пришёл к концу того, что мог для меня написать, потому что на последней пластинке, которую он мне написал, популярной стала не его песня, а песня Джо Дассена, «Малышка-акула».
Мишель Берже и Серж Генсбур за роялем на телепередаче:
Генсбур: Франс Галль определённо спасла мне жизнь, потому что я был маргиналом, а потом — копирайт 1964: «Не слушай кумиров», 1965: Евровидение, «Восковая поющая кукла»… и я уже был… открылись двери…
Мишель: И ты больше не маргинал…
Серж: Больше не маргинал, но… с Франс Галль вместе ты!
Мишель: Да, так и есть, точно, это правда! У меня была более романтичная встреча с Франс. Я написал ей текст, который хотел от неё услышать… и она так в него поверила, что, в конце концов… Он назывался «Признание в любви».
Серж: Тут есть также взаимосвязь с твоей личной жизнью.
Мишель (поёт «Признание в любви»): «Я мечтаю, что делаю тебе…»
Серж: Что ты ей делаешь?
Мишель: Признание в любви… Ты бы ей сделал что-нибудь другое, конечно же… (смеётся)
Музыку Мишеля я услышала по радио, и подумала: «Его музыка мне действительно нравится, это то, что я хочу сказать». Этот способ говорить о серьёзных вещах с лёгкостью, в его манере письма было настоящее изящество, а ещё это в то же время было современно, очень ритмично. Мы знаем, что во Франции было не совсем так, поэтому я подумала: «Мне нужно с ним встретиться!». Так что я ждала, а потом однажды я была на одной радиопередаче, и он тоже там был, и вот так я с ним встретилась.
А когда я с ним встретилась, я сказала ему: «Я хотела бы дать вам послушать то, что моя звукозаписывающая компания хочет, чтобы я выпустила». Он дал мне свой адрес, и однажды я пришла и дала ему послушать, это было… Мы начали диалог, который никогда не прекращался. Он мне сказал: «Но что же это за ерунда, что это за музыка?». И вот… мы разговаривали в течение многих-многих месяцев…
После того, как мы встретились на той передаче, он попросил меня записать партию в песне. Я была рада, это было действительно невероятно – записать эти несколько строчек. «И однажды любовь придёт, он узнает избранницу сам, свою вторую половинку… Когда он доплывёт до берега, он сумеет сказать “Я люблю тебя”, он познает жизнь…», а тут вступаю я: «Я сумею сказать ему слова…»
Он имел обо мне несколько нехорошее представление, не знаю, почему. Но он считал, что я пела слишком много глупостей, ну, слишком много неинтересных вещей.
Я была известной певицей первые пять лет, а потом я рассталась со всей командой, с которой начинала заниматься этой профессией, и несколько лет искала авторов, записывая по пластинке в год. Так что это мучительно, потому что ты знаешь, когда это не то, что нужно.
Моя звукозаписывающая компания больше не здоровалась со мной, люди, встречавшие меня на улице, переходили на другую сторону, и я могла бы наплевать на это, но…
Когда я услышала Мишеля, у меня была такая мысль: «О’кей, я могу продолжить заниматься этой профессией». Иначе я бы прекратила, я всегда говорила, и когда я пошла к Мишелю, я думала: «Это будет он или никто». Так что если бы это не был он, это не был бы никто. Я бы прекратила петь. Так что это великая встреча! (Смеётся) Даже только для певицы это имело огромное значение. Это полностью изменило моё существование, жизнь, меня это успокоило, да, да…
Но это необычайное счастье, когда всю свою жизнь вы чего-то ждали, и вот это случилось, это пришло, но именно в ту минуту, когда я поняла, что он обратит на меня внимание и поймёт меня.
Я влюбилась в его музыку, но потом, когда я его встретила, я влюбилась в него самого, и это правда, что сначала я влюбилась в его музыку. Но тогда не было речи о том, чтобы он написал мне пластинку. Впрочем, я его никогда об этом не просила. Просила его не я, я ему не говорила: «Мишель, было бы всё-таки мило помочь мне записать…». Никогда я бы не осмелилась сделать нечто подобное. К нему пошёл мой издатель, сказав: «Я думаю, что вы знакомы уже шесть месяцев, и было бы хорошо, если бы вы поработали вместе». И тут Мишель почувствовал себя немного скованно, но вообще он, наверное, тоже этого хотел, и тогда он написал «Признание в любви».
Мы уже были влюблены друг в друга, вот почему он написал «Признание в любви», но мы ещё не были вместе…
У нас был общий взгляд, одинаковый взгляд, я была его взглядом, он – моим. Да, это так. Это важно, очень важно, потому что это редкость – найти кого-то, кто смотрит на мир, как вы. Это всё равно, что найти любовь. Это нечто такое, что вы не можете решить, и что вам дают.
Наконец-то мне удалось стать счастливой на 100%. Потому что в предшествующие десять лет я или была влюблена и не записывала пластинки, или же дела шли хорошо, я выигрывала Евровидение, у меня были большие хиты, но я была несчастна в любви. Так что я никогда не была счастлива в музыке и в любви одновременно. И, разумеется, когда это случилось, у меня было всё.
И у меня на самом деле было чувство, что моя жизнь началась, когда я его встретила. Именно в тот момент я родилась.
Мы жили вместе, работали вместе. Мы ходили в студию вместе, мы всё делали вместе. И нам было приятно быть вместе во всех этих вещах, вот что чудесно в паре, это когда вы можете… Я считаю, что это высшая радость в паре, когда двое работают вместе, и это срабатывает, и это… Я считаю, что нет успеха прекраснее, и это было чудесно.
Песни, которые я пела, были как будто написаны мной, и тексты были как будто написаны мной, и именно это было необыкновенно. Я пела, а он думал обо всём остальном.
В Нью-Йорке:
Франс: «Франс Галль в Нью-Йорке, под дождём. Дубль первый!»
Там мы выглядели, как все. Мы веселились, мы уехали в Нью-Йорк, получать там «золотой диск». Тот факт, что это происходило в Нью-Йорке, доставлял мне удовольствие, потому что мы всегда считали, что Соединённые Штаты были на самом деле страной музыки.
Интервью перед концертами в Театре на Елисейских Полях:
Ведущий: Новость этой недели также — возвращение Франс Галль на сцену театра на Елисейских Полях. Уже семь лет она не поднималась на сцену, и начиная с завтрашнего дня и в течение шести дней она будет представлять своё шоу. Мишель Берже, руководитель, даёт всем — декораторам, постановщикам — последние советы, и среди всего этого, среди шума — спокойная Франс Галль.
Франс: Мне понадобилось много месяцев, чтобы суметь найти всех девушек, которые мне нужны, потому что я хотела сделать не просто женский концерт, я хотела, чтобы это были девушки, которые, на самом деле, играют ужасно хорошо, и мне очень трудно было их найти.
Меня пришлось в некотором роде заставлять выступать на сцене. Мишель убедил меня, что это будет здорово, и что мне понравится, и что я это полюблю. В 17-18 лет я ездила в турне по 9 месяцев из 12, и к тому же, пела в очень неудобных местах, я могла петь, стоя в грязи, я могла петь перед моряками в Тулоне, кричавшими: «Долой!», так что я не видела интереса, потому что для меня сцена должна была быть обменом.
Я получила удовольствие, потому что у меня была необыкновенная критика, люди оставались на улице и не могли возвращаться домой, и тогда я подумала: «Это намного проще!». А поскольку я была беременна – я обнаружила это за два дня до генеральной репетиции – я не поехала потом в турне и… ну, я была осторожной. Так что я также была всё-таки немножечко рассеянной, потому что я проживала то, чего желала больше всего на свете. В то же время, параллельно этим концертам.
Это абсолютное счастье, полное, это… Ты каждый день себя щиплешь, чтобы убедиться, что не спишь, это жизнь, когда она вам улыбается, даже больше того, когда она вас обдаёт радостью и светом… это… Нет слов…
Я проживала свои мечты, бывшие достаточно простыми. Моей мечтой было создать семью, так что это очень просто, это мечта всех людей. Она была прежде всего, но получилось так, что я пела до этого, поэтому потом нужно было, чтобы я прожила свою мечту, и чтобы мне удалось примирить одно с другим в своей жизни. Это произошло потрясающе, но в то же время мне действительно нужно было обязательно отделиться от сцены, публики и музыки, чтобы иметь возможность вести эту другую жизнь, которая была для меня главной и которая остаётся для меня главной, которую я всегда ставила на первое место. Может быть, это было не очень заметно, тем лучше, если это было не очень заметно, но мне нужно это сказать, потому что моя семья, дети, были важнее всего, и у меня была это необыкновенная удача иметь профессию, которая меня удовлетворяла. У меня был… не знаю… волшебный период тогда, в 80-х годах.
Диктор: «Starmania», рок-опера Мишеля Берже и Люка Пламондона. 70 человек на сцене и Франс Галль, Диан Дюфрен, Даниэль Балавуан, Фабьенн Тибо и Наннет Уоркман.
Мишелю нужен был поэт, у которого была бы резкость, и поэтому он хотел североамериканского поэта, а поскольку я была большой поклонницей Диан Дюфрен, у меня были все её альбомы, я дала ему их послушать, и он открыл для себя Пламондона благодаря этим необыкновенным песням, которые он для неё написал.
Мы с Люком на три месяца сняли дом в Антибе, и они начали работать, там они написали «Le monde est stone», «Les uns contre les autres». Они назвали персонажа Садья, потому что у нас была служанка, которую звали Садья, марокканка, а они искали имя для персонажа, и вот… Всё делалось вот так.
Они оба решили, начав писать, что как бы то ни было и что бы ни случилось, там не будет ни Диан Дюфрен, ни меня. Я не вмешивалась, но считала это странным, мне, в общем-то, хотелось… поработать над этим. Я позволила им идти вперёд до конца, а потом, за три месяца до спектакля, они, не найдя никого, попросили меня.
Даниэля мы увидели по телевидению, поющего «Леди Марлен», сидя перед нашим аппаратом, вот так. Это было за год до «Starmania», она была в стадии написания, и мы смотрели на Даниэля, смотрели, не отрываясь, настолько это большая редкость увидеть певца, который, во-первых, поёт так невероятно сильно, ну, с такой индивидуальностью в голосе, а во-вторых, который пропускает столько эмоций в то, что поёт, через песню, в своей манере петь, что, честно говоря… Мы никогда такого не видели по телевидению.
Я никогда не видела его на сцене, потому что, каждый раз, как я давала концерт, он тоже давал концерт, так что мы не могли увидеть друг друга, и это история, которая не закончилась.
Это человек, больше всех на свете смешивший меня… Это были шутки, только безудержный смех, это было невероятно. Это была радость, веселье, смех, вот что мне вспоминается – дружба, это жизнь вместе, отпуск вместе, мы всегда уезжали в отпуск вместе. Невероятное согласие…
Между Мишелем и Даниэлем очень-очень-очень большая дружба, не знаю, эти двое нравились друг другу, им было хорошо вместе, и Мишель так никогда и не оправился от смерти Даниэля.
Во времена Мишеля мы не слушали музыку, потому что рояли всегда стояли посреди гостиной, или, во всяком случае, в доме или комнате, так что, поскольку он сочинял музыку… Вы никогда не знаете, что кто-то пишет. Не обязательно, что он сочиняет, когда он за роялем, он может сочинять у себя в голове, поэтому было невозможно включать музыку, потому что, не зная этого, ему мешали.
Для Мишеля было очень важно преуспеть в своей карьере певца, это было самое важное, потому что быть певцом – это именно то, что он больше всего любил, когда был на сцене, и это было откровение.
Франс и Мишель на телепередаче:
Ведущий: Франс Галль и Мишель Берже. Вам повезло, и вы доказываете, что в этой профессии можно быть мужем и женой, заниматься той же профессией и в то же время обоим быть на вершине. Какие прекрасные вещи вы переживаете: мы вас слушали всё лето!
Между нами не было принуждения, потому что я считала, что он гораздо более талантлив, чем я, и у него намного больше средств для достижения цели, чем у меня, так что ответственным за этот успех был он, это он был самым важным во Франс Галль, я бы сказала! (Смеётся)
Диктор рассказывает об Элтоне Джоне и его дуэте с Франс:
«Поговорим теперь немного о музыке, о достаточно удивительном, на первый взгляд, дуэте: Франс Галль – Элтон Джон. Для тех, кто плохо знает, Элтона Джона, речь идёт об американском чернокожем пианисте, которого довольно легко узнать благодаря его большой кепке… он отнюдь не чернокожий, а белый, впрочем, и у него довольно длинная кепка. Он сам позвонил Франс Галль однажды, потому что хотел записать с ней пластинку».
Элтон позвонил нам, потому что он был на каникулах во Франции и слышал по радио меня и Мишеля.
Он сказал Мишелю: «Я хотел бы с вами встретиться, потому что хотел бы записать альбом с Франс Галль, и чтобы вы его написали». Вот телефонный звонок, который взбудоражил нас на несколько недель… Мы были, как дети, мы были рады, потому что, когда мы познакомились, мы слушали Элтона Джона на полной громкости в машине. Мы познакомились с Элтоном, мы поехали к нему, Мишель уже написал куплет «Donner pour donner». А потом мы расстались, назначили друг другу встречу в конце августа, то есть через полтора месяца, в Лос-Анджелесе, где он готовился к своему мировому турне. Мы же пока уехали на каникулы, Мишель написал пластинку, и случилось так, что я забеременела. Альбом стал синглом, вышедшим тремя месяцами позже, а я в это время ждала сына, которого хотела.
Я помню один особенный вечер с Элтоном, было первое апреля, он пришёл один, мы все втроём ужинали. Мы столько смеялись, что ночью у меня начались роды, и Рафаэль появился на свет.
Иметь детей – это вас просто-напросто раскрывает… Я считала, что путешествие на Луну – ничто, в сравнении с тем, чтобы дать жизнь. Именно тогда вы действительно раскрываетесь. До этого вы живёте немного эгоистично. А когда у вас есть дети, вы больше не можете думать о себе, вообще, вы ставите их прежде всего. Я обожала смотреть, как они растут, обожала видеть, как они становятся независимыми, начинают размышлять, уметь вести себя, я это обожала.
Я получила всё, это меня действительно переполняло, я полностью прожила все эти годы, я не прошла мимо, так что я этим очень сильно воспользовалась, у меня была очень полная материнская жизнь. Я часто думаю об этих моментах, когда есть всё, это совершенство.
«Дневной свет» — это подарок. Это единственная песня, когда он мне сказал: «Эту песню я написал для тебя». И я нашла это… я тогда сказала: «Наконец-то!». Потому что я всё-таки была матерью его второго ребёнка, и мне это, на самом деле, доставило крайнее удовольствие. И Мишель, правда, считал, что о счастье говорить неинтересно. Так что он не говорил о нашем счастье в песнях, он не говорил об этих вещах. Часто, даже всегда, у песни есть роль, по крайней мере, у Мишеля, так что всё зависит… но в любом случае, у неё должна быть причина на существование. Это точно.
Помню, мы записали целый альбом, потому что я выступала во Дворце Спорта, и что, когда мы его закончили, мы его послушали, и Мишель сказал: «Не хватает двух песен». Хотя он был полностью завершён, и он вернулся к своему роялю на восемь дней, мы вернулись в студию через восемь дней, он написал «Всё ради музыки» и «Сопротивляйся».
Я давала концерты во Дворце Спорта, шесть недель, там я на самом деле открыла для себя сцену, это было откровение, у меня было то, чего я ждала. А потом, через три месяца, я узнала о болезни дочери, мы узнали о болезни Полин. И это изменило наше… Мы окончательно потеряли свою беззаботность в тот день. Ничего другого не скажешь…
Это поражало журналистов. Они говорили: «У вас есть всё». А я уже знала, что моя дочь больна, и говорила им, отвечала: «Но как вы можете знать, что у меня есть всё?». Ради Полин нам действительно пришлось учиться жить нормально. Внешне. Мы продолжали петь, но один за другим. У каждого был свой год.
С Африкой это была настоящая встреча. Нас за собой в Африку увлёк Даниэль Балавуан, он непременно хотел, чтобы мы сопровождали его в этом предприятии, «Action École», бывшем гуманитарной организацией, сделанной посредством детей, школьников, чтобы, конечно, помогать африканским детям. И она стала самой важной неправительственной организацией во Франции. И, к несчастью, Даниэля больше не было с нами, чтобы это пережить.
Со времён «Action Ecoles» я регулярно сюда возвращаюсь. И мне нужно возвращаться сюда. Это земля, которую я признаю, как свою, каким бы странным это ни казалось. И эта страна отдаёт мне что-то, не зная об этом.
Франс по дороге в М’Бодьен:
Франс: Как проехать в М’Бодьен?
— М’Бодьен… это где?
Франс: Там, в Сали… после Сали! О’кей, значит, прямо!
Сверкающая Африка – это то представление, которое я хочу дать об этом континенте. Тот факт, что я буду грустить и покажу ужасные вещи, которые происходят в этой стране, ничего не изменит. Это ничего не изменит, зато я нахожу, что говорить о сверкающей Африке – это другое дело, это тоже Африка. Меня привлекает прекрасное, я всегда иду к тому, что прекрасно, а красота людей здесь очевидна, и я нахожу чудесным развиваться среди них.
Я очень люблю Иссу, потому что он другой.
Франс и Исса:
Франс: Ах, это послание для меня с прошлого раза!
Исса: Да, потому что я ошибся… я всегда, как обычно я ничего не знаю…
Это живой артист, живая память, живая библиотека, у него ничего нет, это человек, у которого ничего нет, но у него всё внутри. Он красив, мне нравится его лицо.
Обращаясь к нему: «Я думаю, что нельзя жить без дружбы, не знаю, что ты об этом думаешь, если бы я тут никого не знала, я бы не приезжала, я думаю, потому что слишком трудно быть в каком-то месте без друзей, потому что дружба – это любовь, и нам всем она нужна».
Франс и монахини (миссия в М’Бодьен):
Франс: Сестрёнки! Э-эй! (стучит в дверь)
Сестра Доминик: Здравствуй, как дела?
Франс: А где моя кузина?
Сестра Доминик: Я не знаю, где она… вот она
Франс: Какой чудесный вечер!
Сестра Франсуа: Очень приятный.
Франс: Я зашла на две минуты, очень быстро, я искала…
Сёстры: Посмотри, кто это там!
Франс: Э-эй! (машет кому-то рукой)
Я питаю огромное восхищение к своим подругам-женщинам там, потому что я немного знаю, что им пришлось пережить, ещё раз, чтобы быть там, где они есть. И я обожаю женщин. Женская дружба была для меня главной, потому что я всегда думала, что моё равновесие – это мужчины. Но жизнь была бы намного менее приятной без моей дружбы с женщинами.
Франс и женщины за столом:
— Я слушала Франс Галль, что мне особенно нравилось, так это «Кому в один прекрасный день пришла безумная идея придумать школу?»
Франс: Я тут недавно обнаружила, что вы знали «Проклятого карла Великого» наизусть, что показывает важность небольших песенок…
Франс и Исса:
Франс: Для меня мой дом очень африканский, но, возможно, что только для меня? Для тебя он африканский или… Каким ты его видишь?
Исса: Для меня там есть потусторонний мир.
Франс: Потусторонний мир? (Смеётся)
Исса: Да, когда ты говоришь о доме, я тебя слышу, я очень хорошо тебя слышу, я знаю, что ты построишь их, сколько сможешь, и везде, каждый раз, как тебе об этом скажет твой разум, мы будем думать о чём-то вроде хобби. Это значит ничего не понять. Это искания, и это духовные искания.
«Бабакар» — это правдивая история, которая произошла со мной в Африке и о которой я рассказала Мишелю, а он сделал из этого песню, потому что это его тронуло. Это история сенегальской матери, которая, стоя на обочине дороги, отдала мне своего ребёнка, по понятным причинам, а меня это полностью перевернуло. Мы с Мишелем подумали, что было и другое решение, кроме как их разлучить, и мы им помогли, но по-другому. Бабакар дал своё имя моему пятому альбому, втолкнувшему меня в год безумия, с новым шоу, новым турне, путешествиями, и это позволило мне петь и нести этот альбом, который я обожала.
Я считаю, что самое невероятное в мире, что может случиться, это оказаться в зале, и сообщать, разделять что-то с людьми, очень удивительно видеть, как ты меняешься в этот момент. Больше ничего не существует, ты готовишься к большой вечерней встрече. Я слышу не музыку, я слышу каждый инструмент, и моему телу хочется реагировать на каждый инструмент, так что я делаю движение… движение головой, другое – ногами, и…
Франс в 1988 году:
«Я считаю важным ездить в города, видеть людей, которые не могут переезжать с места на место… Обычно первое, что я делаю – иду в зал, сажусь в разные места и смотрю, хорошо ли меня будет видно людям, потому что меня это сводит с ума, когда я знаю, что есть люди, которые мне заплатили, и которым не будет видно концерт так, как я хотела бы, чтобы они его увидели».
Это люди, с которыми я пришла в этот мир, музыканты. Мы можем дни, ночи, месяцы жить вместе, когда ты занимаешься музыкой, всё происходит именно так, и нас связывает музыка. Заниматься музыкой – это акт любви. Дух людей смешивается.
Ноябрь 1988, церемония Victoires de la musique:
Ведущий: Как я вам уже сказал только что, 157 тысяч проданных за пределами Франции альбомов. Я прошу вас принять здесь, с нами в Зените мадам Франс Галль!
Франс: Я бы хотела сказать, что ровно год назад я пела во Дворце Спорта в Лионе, перед 12 000 человек, и, уйдя со сцены, в своей гримёрной, я включила телевизор и увидела, как вы собираетесь присудить мне награду «Певица года», так что я захотела поблагодарить всех тех, кто за меня голосовал, и я хотела бы сказать, что в тот день я действительно была самой счастливой певицей в мире.
Декабрь 1987, “Les Victoires…” из моей гримёрной !!!
Ведущая: Лучшая исполнительница…
Ведущий: Великий момент…
Ведущая: Великий момент! Итак, вместе: лучшая исполнительница – Франс Галль!
Люди не могут себе представить ту работу, которую представляет собой альбом, а это – много энергии, усталости, вы опустошены. Сцена, турне, я ощущала это, как некую тяжесть. У меня было ощущение, что я пришла к концу того, что могла сделать с помощью сцены, и я была на вершине всей своей жизни. А ещё у меня, к тому же, была очень трудная личная жизнь, так что тот факт, что я была занята, меня крайне беспокоил, когда что-то было нужно дома. Поэтому я захотела убрать с себя груз, и сделать свою жизнь более… прекратить работать, перестать быть Франс Галль, прекратить всё…
Благодарности в конце последнего концерта тура:
«Нас здесь 74 человека, и я бы не смогла сделать этот концерт без них, а главное, без Мишеля Берже. Он здесь, и нужно, чтобы он вышел. Мишель, Мишель! До свидания, спасибо, вы – ангелы!»
Я сообщила Мишелю, что хочу прекратить петь. И сообщила это так, как сказала бы: «Куда мы едем в отпуск?» или «Что мы будем делать сегодня вечером?», потому что именно так я всё делаю, и всё проживаю. И я абсолютно не осознала тот шок, которым это для него было. Думаю, что в тот момент я впервые причинила ему боль… Но он ничего мне не сказал. И несколько лет я искала, чем могла бы заняться в жизни (смеётся). И я была недалека от того, чтобы открыть картинную галерею, у меня было несколько таких идей, открыть газету или работать в газете (смеётся). Не знаю, я искала. И по прошествии нескольких лет Мишель мне сказал: «Знаешь, немного глупо пробовать какую-то новую профессию, когда у тебя есть столько опыта в музыке. Попытайся, по крайней мере, найти что-то в музыке!». А потом я решила вновь записать диск. Но вместе с ним. Не одна.
Так что я позволила Мишелю начать работать над альбомом, в студии, как обычно, с музыкантами, и он дал мне послушать то, что сделал. А я впервые не слышала того, что слышал он, и что он сделал. Это была борьба – чтобы он согласился дать место идеям, которые у меня были, и тем вещам, которые я хотела услышать, которых он не слышал.
Я спросила его, может ли он писать в «бесформенной» манере. Надо было, чтобы люди немного запутались. Мне надоели обычные песни, построенные как вступление-куплет-припев. И он, ворча, уехал в Лос-Анджелес на две недели и вернулся с песней «Дайте дорогу мечтам».
Передача с участием Франс и Мишеля.
Ведущий: Франс и Мишель, садитесь сюда. Как я уже сказал, это на самом деле большое событие.
Франс: Это всегда большое счастье заниматься музыкой вместе.
Ведущий: Я тут вспоминал: однажды вы пели вместе «Фанатку пианиста» и ещё – у Карпантье. Но на сцене – никогда. Почему?
Мишель: Я считаю, что было как раз замечательно суметь сохранить наши личности в одном музыкальном жанре, и к тому же, это совершенно другое предприятие, наступает такой момент, когда нужно обновляться, хочется также делать вещи по-другому, новые предприятия, а тот факт, что мы занимаемся музыкой вместе – это на самом деле новое предприятие.
Ведущий: Альбом – это означает выступления на телевидении, сцена?
Франс: О, да, конечно!
Ведущий: Вы собираетесь вернуться на сцену?
Франс: Да, да!
Выпуск новостей (2 августа 1992):
Дамы и господа, добрый вечер. Ему было всего 44 года, он был одним из самых одарённых поэтов-композиторов, у него был удивительный дар открывать новые таланты. С Мишелем Берже случился сердечный приступ, и он скончался сегодня ночью в больнице Сен-Тропе. С места трагедии передаёт наш корреспондент…
— С сегодняшнего утра анонимные почитатели и близкие друзья Мишеля Берже приходят на виллу, где артист обычно проводил отпуск вместе со своей женой, Франс Галль. Певица, впрочем, пришла в медицинский центр сегодня после полудня, чтобы в первый раз увидеть покойного.
Мишель Берже будет похоронен в четверг в присутствии близких людей на кладбище Монмартр, в Париже, и событие пройдёт в самом ограниченном кругу.
Я почувствовала себя наделённой силой, во всяком случае, это было нужно. Нужно было владеть ситуацией, и у меня было чувство, что мне дали эту силу. Единственное, что для меня было важно – как справиться с горем моих детей, как сделать так, чтобы они вновь обрели радость жизни, и чтобы они вновь нашли жизнь прекрасной. И это было моей единственной мыслью. И это жутко – когда тебе надо сообщить своим детям, что их отец мёртв. Но, в то же время, никто другой не может им это сказать, они бы не смогли принять это от кого бы то ни было другого… Я всегда сразу же ставила их лицом к лицу со всем, они не хотели идти на похороны, и я им сказала: «Но если вы туда не пойдёте, я тоже не пойду. Вы должны проводить отца, и вы мне нужны». Вот так наши отношения… в общем, они пришли, хоть и не хотели приходить, и я думаю, что это правильно, потому что, когда они увидели всё, они смогли попрощаться…
Выпуск новостей.
В тишине почти пустого кладбища Монмартр Франс Галль, Рафаэль и Полин проводили в последний путь Мишеля Берже, окружённые, как они этого и хотели, лишь родными и несколькими верными друзьями. За оградой – более тысячи людей, ожидающих, когда можно будет войти, чтобы, в свою очередь, бросить кто – розу, кто – немного помолиться, одному из тех, кто на самом деле сумел тронуть их.
Поклонники:
– Это музыка, которая меня полностью окутывает, которая меня…
– Это человек, чьи тексты меня особенно трогали…
– В своих песнях, всех, которые он написал, он говорил примерно то, что я думаю о жизни…
Когда Мишеля не стало, я стала ставить дома его музыку. Тогда мои дети стали ворчать: «Но зачем?», а я им сказала: «Наоборот, нужно, чтобы вы привыкли, нужно слушать». А теперь, если я слышу его по радио, это доставляет мне удовольствие, и мне это не причиняет боль, потому что я привыкла слышать его, несмотря на то, что он умер.
В год, последовавший за смертью Мишеля, произошло столько всего, что не хватит плёнки, чтобы рассказать об этом. Я обнаружила, до какой степени люблю петь, и вот так я излечивалась. Во-первых, я не хотела забрасывать этот альбом, так что я продолжила его существование, я согласилась выступить в Берси, я решила выступить в Берси.
А потом у меня обнаружили небольшую болезнь, которая очень хорошо закончилась, но которая была, можно сказать, одним из худших моментов моей жизни, потому что, когда вам говорят, что вы больны, когда вам говорят, что у вас рак, вы думаете, что умрёте. И эта мысль была для меня невыносимой, не потому, что я должна была умереть, а потому, что я бы оставила своих детей, это всегда одно и то же, так что это было очень-очень мучительно, пока я не выздоровела.
Франс в прямом эфире из Берси:
Ведущий: А сейчас мы с радостью увидим Франс Галль в прямом эфире из Берси. Добрый вечер!
Франс: Добрый вечер, Поль, добрый вечер.
Ведущий: Через несколько минут – ваш концерт. Волнуетесь?
Франс: Я бы не сказала, что это волнение, скорее, много эмоций. Да, именно так. Скорее, я ощущаю много эмоций, и я не хочу позволить эмоциям затопить себя, потому что со мной это случилось сегодня на генеральной репетиции, а в таких случаях я не могу петь, так что это трагедия для людей (смеётся), которые, всё-таки, приходят посмотреть на певицу.
Ведущий: Прежде, чем продолжить, Франс, вот отрывок из вашей репетиции.
Франс: О, уже?!
Ведущий: Посмотрим на это.
Франс: Хорошо.
(Отрывок репетиции песни «Мадмуазель Чен»)
Ведущий: Франс, вы только что сказали «эмоции»… Будут ли Полин и Рафаэль в зале?
Франс: Полин и Рафаэль будут здесь, впрочем, Рафаэль тут недалеко. У меня будут все люди, которых я люблю, и которые любят меня в зале сегодня вечером, плюс все те, кого я не знаю, и я очень-очень-очень тронута этим, всей этой любовью, которая исходит от всех этих людей.
Когда ты оказываешься лицом к лицу с тем, что называется смерть, ощущаешь огромное одиночество, и, когда знаешь, что страдаешь не один, тебе это помогает. Поклонники Мишеля страдали по-настоящему.
На самом деле, я осознала, что такое публика, я открыла её для себя. Это тоже. И это невероятная сила. Она вам отдаёт частичку себя. Мне хватило силы дойти до конца Берси, который был самым трудным, что мне нужно было в своей жизни сделать, в артистическом плане, и я немало горжусь тем, что мне это удалось. Это дало мне веру в себя, чтобы взяться за что-то другое.
Когда я осталась одна воспитывать детей… это было совершенно не предусмотрено. Я занималась детьми до 10-11 лет, а потом Мишель должен был взять дело в свои руки в том, что касается воспитания, учёбы и тому подобного. И, конечно, когда его не стало, я… я оказалась загруженной чем-то, чего совсем не ожидала. Так что я попыталась вспомнить, что он мне говорил, и вспомнила, как он говорил, что нужно, чтобы дети знали английский. И таким образом я решила поехать жить в Соединённые Штаты с детьми. По этой причине. И я подумала: « Но что я буду там делать, пока они будут ходить во Французский лицей?». И я подумала: «Я займусь музыкой, и впервые сделаю свою собственную версию песен Мишеля».
Телепередача.
Ведущий: Мы рады вновь увидеть вас после долгой разлуки, вы были в Америке…
Франс: Очень мило – сказать мне, что это была долгая разлука… год.
Ведущий: Альбом начинается песней «Plus haut» — одновременно очень трогательной и очень сильной. «Выше, тот, кого я люблю, живёт в мире более высоком, намного выше уровня моря, выше, чем полёт птиц, и если я скажу ему: «Да», он заберёт меня с собой…».
Франс: Это странно! Вы не находите это странным?
Ведущий: Да.
Франс: Я считаю это странным.
Ведущий: Он написал её очень давно?
Франс: В 1980 году. Когда он принёс мне песню, текст, я сказала: «О-ля-ля, он очень самоуверен, он написал песню о любви, говорит о себе: «Тот, кого я люблю, живёт в мире более высоком», это очень самоуверенно. Но мне очень понравилась эта песня, потому что мне очень нравится музыка, и к тому же, я нашла, что текст великолепен, а теперь это кажется очень странным, да, и я считаю, что текст ему очень идёт, так что, почему бы не записать её?
Как я уже сказала, я излечилась музыкой, я не делала ничего наполовину, я на самом деле утонула в ней, я сделала четыре разных шоу за четыре года.
Я знаю, чем является музыка для артиста. Она является всем, можно сказать, главной вещью, во всяком случае. Я могла бы не заниматься музыкой Мишеля, и позволить вещам происходить так, как они происходят, но тот факт, что он даёт мне свою музыку, заставляет меня не забрасывать её. Это как некий долг. Он, на самом деле, оказал мне, я бы сказала, очень большую честь. И в то же время я должна постоянно смотреть на его музыку.
Я прекратила петь после частного концерта, сразу после Олимпии, и я сказала, что это будет последнее, что я сделаю, а потом прекращу карьеру, и что я не знала, конечно, я не знала, потому что всё зависело от того, что готовила мне жизнь, и случилось так, что… через восемь месяцев моя дочь покинула этот мир. Ты в это не веришь… Ты не можешь придти в себя… от того, что переживаешь что-то подобное. Ты не можешь придти в себя от того, что переживаешь это, потому что это именно то, что ты не можешь пережить, и не хочешь переживать, и все говорят, что это невозможно пережить, и что это бесчеловечно, и, однако, меня заставляют это переживать, но я не могла прийти в себя от того, что такое возможно… Так что я подумала: «Это настолько невероятно, это настолько экстраординарно в прямом смысле слова – то, что ты должен переживать нечто подобное, и я на самом деле хочу пережить это лицом к лицу. Я сразу же захотела быть мамой, которой больше всех в мире удаётся выжить и примириться с той мыслью, что потеряла ребёнка, суметь как можно проще жить с этим. Потому что иначе вы пропали, если вы будете об этом думать, если вы постоянно скорбите. Так что мои мысли были: это необычайно здорово, что я знала её 19 лет, и её у меня забрали, но мне всё же дали её на 19 лет. Так же я думала и о Мишеле. Сразу же. Как мне повезло, что я его встретила. Это очень сильные мысли, которые мне невероятно помогли. И я ещё читала Сенеку, «Утешения». И то, что он считает, что он пишет в «Утешениях к Марции» – это настолько умно, и слова тоже могут помочь разуму.
Я считаю, что человек – исключителен. И он не знает. Он не знает, какую роль должен играть, какова его роль, какова его роль рядом с другими людьми… он не знает ничего, человек пересекает, пересекает такое пространство, не зная… (смеётся) Ай, я сейчас распалюсь! Вы понимаете, если бы я должна была пройти через всё это, не имея не малейшего преставления о том, что это значит, можно было сойти с ума. Но ведь я далеко не сумасшедшая. (Смеётся) И, честно говоря, что-то ведь помогло мне пройти через это. Это как некая война с плохими сторонами жизни, которую нужно… Это именно так… Бывает счастье, но не это помогает вам развиваться, не счастье, а те невероятные вещи, которые нам дают преодолеть. И я считаю, что я их преодолела…
Я надеюсь на чудесную жизнь. Во всех смыслах этого слова. Подпитываясь своими отношениями с людьми, подпитываясь музыкой, подпитываясь также надеждой, которую я питаю на существование, на жизнь, в конце концов…
Перевод: Анна ‘Camille’ Васильева, © 2008